Это был хороший знак. Раз кормят, значит, убивать пока не собираются.
Отдохнуть им дали недолго. Часа через два пришел Мент, еще злее, похоже, с похмелья, и опять повел на работы. Это была каторга: пусть не Освенцим, но Беломорканал точно. Каторжане месили раствор, закладывали окна кирпичами и клали новые листы кровельного железа на крыше. Один бедолага в темноте сорвался и сломал шею.
Самой легкой работой была уборка снега и мусора.
К полуночи их опять отвели в кинозал, выдали скудный ужин, позволили немного поспать, а «утром» все повторилось. Дел было невпроворот.
В конце трудового дня посмотреть на их работу пришел сам Мясник — новый предводитель банды в сопровождении четверых откормленных холуев в маскхалатах и вездесущего Мента. Вид у последнего был, как с сильного бодуна. Под глазами набрякли сизые мешки, норковая шапка в каком-то соре…
Данилов пытался взгромоздить на санки кусок железобетона в половину своего веса, когда боковым зрением увидел, как сосед, лысый мужик лет пятидесяти, у которого постоянно слезились глаза, снова, в который раз уже, сунул руку в карман ватной куртки.
Вроде бы что такого? Замерз. Сначала Саша не придавал этому значения, но теперь случайно заметил, что ладонь раба прикрывает черную металлическую рукоять. И быстро сообразил, кого тот собирается отправить в мир иной.
Гребанный идиот… Ведь пока у них есть хоть какой-то шанс остаться в живых. Мысли, как подкованные блохи, скакали у Саши в голове. Ничего не делать? Попадет в замес, шлепнут за компанию. Поддержать? Пустое. Их слишком много, гадов. Даже если случится чудо, и пленники разом кинутся на бандитов, придушат их, завалив автоматчиков собственными трупами, то оставшихся положат из пулеметов в окнах. До зданий не добежать, у пулеметчиков есть прибор ночного видения, а пленные своим трудом сами лишили себя большинства возможных укрытий.
Данилов не боялся смерти. Просто хотелось жить, а не становиться героем, тем более так по-дурацки. Прав был немец-отшельник. У него еще есть дела в этом мире. Сдохнуть всегда успеется.
Саша поморщился и с размаху опустил тяжелую лопату-подборку своему соседу на темя. Если б не боль в усталых мышцах, все получилось бы, а так, вместо того чтоб повалиться мешком, тот только пошатнулся и заорал. Но видно, тоже руки тряслись от усталости — ствол он выронил. Данилов ногой отфутболил пистолет в сторону охраны.
Немая сцена затянулась на долгую секунду.
— Вот те раз… — произнес, наконец, Мясник. Наклонился и подобрал оружие, взвесил на руке
— ТТ-уха. А ты пользоваться-то умеешь, родной? — И навел его на несостоявшегося убийцу.
Мужик рефлекторно попытался заслониться рукой, но пулю это не остановило.
Бах!!!
Пуля попала в переносицу, пробив ладонь навылет, и застряла в черепе. Бунтовщик упал совсем неизящно, мешком.
— А чё за предъявы-то? — ни к кому не обращаясь, пробормотал Мясник, пряча пистолет.
— Наверно, ты кого-то грохнул, — предположил Мент. — Сына там его, брата…
— Может… Разве всех упомнишь? Ладно. Чё с тобой будем делать, иудушка? — Мясник повернулся к Данилову. — Товарища подвел под трибунал.
— Тамбовский волк ему товарищ, — буркнул Саша, стараясь не смотреть на труп. И на остальных пленников, глядящих на него волками.
Суки. Он ведь и им жизнь спас. Стали бы с ними церемониться, если б этот придурок выстрелил?..
— Вот это по-нашему, — Мясник толкнул помощника локтем. — Молодца. Что будем делать, служивый?
— Может, привалить за компанию? Единожды предавшему…
— Да он же типа жизнь мне спас. Хотя я его тоже тогда пожалел, когда Чекист сказал в распыл пустить. Думал, все равно подохнет, а он выплыл… Тынденция. Нам такие перцы нужны. Да еще и тезка. Ладно, Ботаник, считай себя зачисленным в Русскую Освободительную Армию.
Этот приколист, оказывается, и историю знает.
— Взят ты с испытательным сроком. Облажаешься — пеняй на себя.
Данилов кивнул.
— А с этими что делать? — указал Мент на остальных.
— Пока к шохам в подвал, — устало пробормотал Мясник. — Потом на раскопки. Работы еще много, бамбук курить не давай.
Автоматчики угнали рабочих куда-то в сторону частных домов. Те даже не огрызались в ответ на тычки, пинки и удары прикладами.
— Александр… Иванович, — отчество главаря Данилов узнал из разговоров. — А с ними что?
На душе у парня было мерзко, и он знал, что скоро это чувство не уйдет.
Бывший страж порядка громко заржал, держась за брюхо.
— А вот это не твое собачье дело, малец, — отрубил Мясник. — Живи и радуйся.
Он повернулся к Менту:
— Передаю салагу тебе с рук на руки. Проводи в наш подвал, покажи шконку, объясни, что и как. Дай снегоступы вместо его лыж. Тут, нах, не Сочи. И куртец новый выдай.
— А если убежит?
— Да куда он денется с подводной лодки. У нас хорошо. А снаружи холодина и смерть. Он что, дебил?
И ведь это была правда. Странно, но Данилов почти не чувствовал раскаяния. Это был его единственный шанс, и он его не упустил. Правы те, кто пишут о генетической склонности интеллигента к предательству.
Они шли по служебным закоулкам кинотеатра, освещая путь фонариками, обходили и перешагивали через завалы из компьютеров, плазменных панелей, стиральных машин, тренажеров и еще черт знает чего.
В конце очередного коридора, Данилов догадался о главной функции бывшего кинотеатра. Судя по всему, отапливалось и освещалось только несколько комнат на верхнем этаже. Здание не было жилым. Это было что-то вроде штаб-квартиры группировки, а заодно склада.