Американского десанта ожидали, как дорогих гостей. В том, что «гости» прибудут со дня на день, у сурвайверов сомнений не было.
Новый сюрприз им преподнес автопарк. Две трети автомобилей не желали заводиться. Беглый осмотр подтвердил самые неутешительные догадки Владимира. Если у некоторых машин, например, у его новенького «Ниссан Патрол», неполадка касалась только системы зажигания (что лечилось за пять минут), то у других сгорела вся электрика, от стеклоподъемников до устройства топливовпрыска. Не пострадали только советские раритеты, испытанные ветераны сибирского бездорожья.
Долбанный электромагнитный импульс! Должно быть, пиндосня взорвала бомбу на высоте двадцати — пятидесяти километров. И не простую, а хитрую электромагнитную. Помимо прочих «приятных» эффектов, взрыв любой ядерной бомбы в атмосфере Земли создает электро-магнитное поле высокой плотности, которое может повредить электронное оборудование, подсоединенное к источникам энергии или антеннам. А это коммуникационные системы, компьютеры, электроприборы и электрические цепи автомобиля или самолета. Пострадать может основная часть электронного оборудования в радиусе полутора тысяч километров от высотного взрыва мощностью десять мегатонн.
Защититься от него можно, и военная техника и приборы, несомненно, экранированы. Из чего следует грустный вывод: ядерный удар направлен прежде всего против гражданской инфраструктуры и транспорта. Богданов догадывался, зачем — обездвижить, вызвать панику и создать почву для беспорядков. Чтоб вместо народа, способного оказать сопротивление, десант встретило испуганное стадо.
Непредвиденная задержка заставила всех понервничать. Осмотрев шесть авто Никольский только развел руками — тут работы было на несколько дней. Но три других он сумел поставить на ноги. Итого для вылазки у них было девять машин, одну из которых решили на всякий случай оставить в лагере.
За то время, что механик колдовал в гараже, прекратился дождь, и немного прояснилось небо. Хотя Владимир был уверен, что это временно.
Перед отъездом он тщательно проинструктировал сторожа:
— Петрович, как стемнеет, не вздумайте включать свет. И на открытых местах не маячьте. И не шумите, упаси бог. Вообще, места здесь дикие, никто не появится. Но мало ли. Теоретически могут объявиться свои. Никого, кроме них, не принимать, пусть там хоть президент. Будет чужой ломиться — по ситуации. Если мало народу, проще подпустить поближе и грохнуть. Если увидите, что силы неравные, вызывайте нас по рации и прячьтесь в лесу на хрен. Не геройствуйте. За женщин отвечаете.
Что касается «своих», старший в это и сам не очень верил.
И все же пятеро, те, которые в эти выходные не приехали на встречу, теоретически могли выжить. Они были проинструктированы, куда валить с женами и детьми, если грянет черт-те что.
Хуже всех из присутствующих приходилось парню, у которого семья осталась дома, а квартира была в самом центре Новосибирска на улице Ленина. Глядя на него, Владимир понял, что именно вскорости будет угрожать всем. То, что можно назвать «синдром уцелевшего». Хотя тот держался бодро и своим видом не подрывал настрой остальным, Богданов видел, что его оптимизм напускной, и он знал, что позволит ему уйти, если тот попросится — в призрачной надежде застать своих домашних живыми. Удерживать его — себе дороже.
Рассчитывать на то, что кто-то из отсутствующих доберется сюда, было несерьезно, но надежда оставалась. Поэтому Владимир и отдал такие распоряжения сторожу, должность которого отныне именовалась «начальник охраны».
— Ну, по коням! — крикнул Богданов, и первым сел за руль своего верного джипа.
Выживальщики набились в оставшиеся на ходу машины. В рейд отправлялась вся мужская половина лагеря, исключая троих — Петровича, автомеханика и бывшего журналиста, того самого, который почти наверняка стал в этот день вдовцом. Они должны были обеспечить безопасность базы. Женщины при необходимости тоже могли за себя постоять, тем более защищая детей, но их огневые навыки не стоило переоценивать.
Проехали по аллейке между потрескавшимися гипсовыми фигурами… Колонну провожали горнисты, девушки с веслом, пионеры-герои и Петрович, по случаю повышения вооруженный вместо гладкоствольного ИЖа охотничьим карабином ОП-СКС (под этими буквами скрывался знаменитый самозарядный карабин Симонова с боковым кронштейном для оптического прицела). Вылитый Дерсу Узала.
Небо было серым и низким, на севере клубились многоэтажные облака, похожие на застывший гриб ядерного взрыва.
Створки ворот разошлись в стороны, и один за другим восемь джипов выехали на покрытую выбоинами дорогу, соединяющую бывший санаторий с гибнущей цивилизацией. Впереди лежал райцентр.
Их встречали сумерки человечества, которые могли стать зарей нового мира.
Пока ехали, в голове у Богданова хороводом крутились мысли.
«Сукины дети, они все-таки сделали это. Ублюдки, все-таки напали… Надеюсь, мы сумели ответить…»
Он вспомнил, как полгода назад во всех газетах обсуждали заявление госсекретаря США. Гладко говорил, черная образина. Мол, мы с русскими друзья на век, ядерное оружие не нужно, и вообще настала эпоха всеобщего мира и братолюбия.
Богданов тогда говорил своим, объяснял, что бояться надо не той собаки, которая лает, а той, что молчит. С ним не стали спорить, но, похоже, не прониклись. А он говорил, что Россия в большей опасности, чем была в эпоху Жоры Буша. И что ядерное разоружение, настойчиво проталкиваемое штатами — самый опасный симптом, который можно представить.