Этот страх был ложным. Нет, люди в городе действительно были и не все встретили бы незваных гостей по-доброму. Но по верхним этажам зданий жители города не лазили с тех пор, как разграбили тут все, что плохо лежит. А обитаем подвал или нет, было видно издалека, так что шанс наткнуться здесь на человека был минимален, а о звере нечего и говорить. Такие места безопасны, чего не скажешь об улице.
Они вошли, миновав узкую прихожую. По стенам змеились трещины. Отслоившиеся обои бесформенными кучками валялись у стен. Запах гари давно выветрился, на полу тонким слоем лежал рассыпчатый как сахар снег. В зале с обугленной и покоробленной мебелью Карабас поморщился, когда в темноте проступил силуэт темной фигуры, парящий над полом. Спиной к нему в петле, накинутой на крюк от люстры, болталась старуха в платке, немного не доставая ногами до лежащего на боку стула.
— Уф-ф, — выдохнул Борис, переводя дух, — Хорошо висим. Дед ее в спальне, парализованный, видать, был.
— Мля, да ты на всю голову больной, — Караваев с отвращением сплюнул. — Такое место выбрал.
— Ничего я не выбирал, — отмахнулся Хомяк. — Дед и бабка все и скопили. Кризиса, видать, боялись, хе-хе. Мы шерстили все квартиры подряд и наткнулись. Пошли, нычка в диване.
Уцелевшие после катастрофы привыкли относиться к трупам почти как к мебели. Без этой привычки люди просто сошли бы с ума, видя мертвых чаще, чем живых. Разложив диван-кровать, приятели обнаружили внутри составленные рядами банки с выцветшими этикетками. Рюкзаки их опять приятно потяжелели, лямки теперь врезались в кожу даже через толстые куртки.
Было еще три тайника, но их, если очень повезет, они навестят в следующий раз.
Напарники уже спустились до третьего этажа, когда Караваев вдруг приник к оконной раме. От неожиданности Мельниченко чуть не врезался в него.
— Что такое?
— Тсс! Собаки.
От этого слова у уроженца Днепропетровска засосало под ложечкой.
В первые дни собачатина часто попадала к выжившим на стол. Тогда еще были живы вчерашние домашние любимцы и породистые чемпионы. Оглушенные, раненые и испуганные, они сами ластились к людям. И попадали на сковородку. Охотиться на них было сплошным удовольствием. В городах с высокой плотностью населения собак всех повыбили.
Но теперь, когда мороз и метели стреножили двуногих, собачье племя отыгрывалось за былое. Особенно там, где живых осталось мало. За это время естественный отбор обошелся с ним так же, как с человеком. Слабые и глупые исчезли в желудках людей или более сильных собратьев, а остальные сбились в стаи, которые не боялись нападать даже на человека с оружием. В условиях постъядерного города, безоружный и ослабленный человек мог проиграть бой хищнику-одиночке… А мог и выиграть. Вот только по одиночке собаки не нападали. А стая из пятнадцати-двадцати тварей могла загнать и одолеть и нескольких человек с ружьями. Открытые места собаки не любили, предпочитая арки, узкие проходы между домами, и обычно действовали слаженно и грамотно.
Что-то происходило в соседнем дворе, отделенном от дома, где устроились самовольщики, снежным пустырем, который когда-то был спортивной площадкой, и рядом гаражей. Антон Караваев покрутил колесико. При двукратном увеличении он увидел только мельтешение размытых силуэтов. При четырехкратном различил, что это собаки. При восьмикратном сосчитал их — восемь. Некоторые кружат, другие просто сидят, как фарфоровые статуэтки.
— Чего ж они там трутся? — размышлял вслух Антон.
— Где?
— Возле трансформаторной будки. Ходят кругами, будто пасут кого-то.
— Накаркали… Вот тебе и стая.
Антон засек перемещение. Два зверя отделились от основной массы и двинулись в их сторону, все быстрее и быстрее. Почуяли? Или просто совершают плановый обход территории?
Через пятьдесят метров животные остановились, словно наткнувшись на стену, затем развернулись и потрусили назад. Смешались с сородичами, стая закружилась, будто в танце. И вдруг, не останавливая танца, двинулась в сторону людей. Все выглядело так, будто разведчики передали своим товарищам информацию, и те начали действовать.
— Ну что там? Что там? — затараторил Хомяк.
— Идут сюда.
Украинец позеленел.
— Не ссы, прорвемся. Спускаемся на второй, — отрывисто бросил Карабас. — Когда будут вон у той «Нивы», я врублю фонарь. На счет раз стреляем. Патронов не жалей, но бей наверняка.
— Ты рехнулся? — зашипел Хомяк.
— Дубина… Сколько харча в руки идет. За него нам даже перерасход простят, еще и новых насыплют.
— Как бы они нас не схарчили.
— Не схарчат, если сам к ним не вылезешь. Дверь подъездную эти твари открывать не умеют. Мы их видим, они нас нет. Хоть бы не убежали.
— А другие? Если начнем пальбу, они же сбегутся со всего Академа.
— Мстить, что ли? — усмехнулся Карабас. — Делать им нечего. Наоборот, если этих уложим, остальные не сунутся.
— Тебе не говорили, что ты на всю башку отмороженный?
— И не раз.
Приглядевшись, Карабас рассмотрел среди темных собачьих спин огромное животное, почти метр в холке. Наверно, вожак. Килограммов пятьдесят мышц и крепких костей. Неужели на трупах такую мускулатуру наел? Или еще и сородичами не брезгует? Собака-каннибал, бр-р-р-р.
Он еще не встречался с такими, но слышал от разведчиков немало жутковатых историй. И все же страха не было, только азарт.
Когда гаражи скрыли от них животных, дозорные взяли автоматы наизготовку.
Первая из собак показалась перед домом, и Караваев снял ПНВ, бесполезный при ярком освещении, и направил фонарь на стаю. В луче прожектора животные замерли, навострив уши. Не дожидаясь, пока собачки придут в себя, Антон навел автомат на самую крупную тварь и сделал первый выстрел.